Барашков опомнился. Он рассуждает прямо как студент-первокурсник, не знающий ни болезней, ни больных. И в старом отделении была порядочная ж…, и в новом – тоже ж… Только другая. И теперь самое приятное место работы, куда он с удовольствием ездит, – тот самый дом, где живет его старый знакомый, умный, огромный сенбернар. Его по-прежнему приглашают ночевать с этим псом. Хозяева то уезжают за границу, то развлекаются по ночам. Собака уже совершенно здорова, только не сразу одинаково быстро поднимается на обе лапы – видно, имеется все-таки небольшое остаточное поражение. Иногда Барашков по собственному разумению колет сенбернару витамины, и тот беспрекословно подставляет ему нужный бок. К тому же у сенбернара есть стимул к уколам – после каждой инъекции Аркадий его угощает бутербродом из тех, что оставляют ему наужин. Так они и ночуют вместе – Барашков и сенбернар, под светом бежевой лампы, в кресле и на ковре, понимающе поглядывая друг на друга. И не хочется от сенбернара возвращаться в отделение к Мышке. Но приходится.

Аркадий опомнился. Оказывается, в ожидании «Скорой» он так и сидел в коридоре на полу рядом с Тиной, держа ее за руку. Он посмотрел на часы. Со времени принятия вызова прошло пятнадцать минут. Положение Тины было прежним.

Надо же где-то найти документы – паспорт, страховку. И надо собрать ее – как-то одеть или во что-нибудь завернуть. Аркадий решил, что может ненадолго отойти, чтобы поискать документы.

Паспорт он нашел сразу же, как только открыл первую попавшуюся на глаза створку шкафа. В ящике лежали диплом, разные бумаги, свидетельство о разводе и паспорт, но страхового полиса там не было.

Решить вопрос с одеждой оказалось сложнее. Вещи были навалены в беспорядке на разных полках, и Аркадию почему-то стало неприятно копаться в них. Он наугад еще раскрыл какой-то ящик и обнаружил там мужские носки.

«Вот! То, что надо», – решил он и осторожно надел носки Тине на ноги. То, что она в ночной рубашке, – даже хорошо, удобнее снимать, можно просто разрезать, и все. Теперь нужно одеяло, а лучше два, чтобы ее завернуть. И на голову какой-нибудь платок. На улице холодно.

Но никакого платка Барашков не нашел и поэтому приготовил для этой цели чистую наволочку.

За хлопотами прошло еще минут пятнадцать, вероятно, пора уже было встречать «Скорую». Он стал звонить соседям, чтобы попросить кого-нибудь встретить машину, но двери никто не открыл, и он опять стал волноваться, метаться, хотел выскочить на улицу сам, но страшно было оставлять Тину одну, и он ежеминутно выглядывал на улицу из окон, то с лестничной клетки, то из квартиры. Наконец, еще раз убедившись, что Тина продолжает дышать, он схватил с тумбочки на всякий случай ключи, чуть-чуть прикрыл все-таки дверь в квартиру и побежал по ступенькам на улицу. «Скорой» все не было. День уже закончился, наступил хмурый вечер, все так же поливал улицу мелкий косой дождь. Люди, уже успевшие вернуться с работы, не высовывали носа на улицу, наслаждаясь теплом своих квартир.

Барашков постоял, в беспокойстве покрутил головой, обежал вокруг дома, промок, в сотый раз подумал, что ему не довезти Тину на его «Жигулях», и побежал наверх, в квартиру, еще раз звонить в «Скорую». И в тот самый момент, когда в трубке опять раздался знакомый щелчок, он услышал внизу у подъезда звук подъехавшей машины и, бросив трубку, побежал смотреть в окно. Да, это была машина с красным крестом. Два молодых мужика лет двадцати пяти – тридцати вышли из нее и, поглядев почему-то вверх, направились к подъезду. «Надо сказать, чтобы сразу брали носилки», – подумал Барашков и побежал опять вниз.

– Я врач! – перво-наперво сообщил он, как только они поравнялись, но эта информация не вызвала никакого интереса. Мужики продолжали подниматься. – Надо носилки! Срочно везти! Женщина без сознания! – опять начал Барашков, но тот, кто был постарше, равнодушно сказал, остановившись у двери: – Здесь? Открывайте, посмотрим.

Барашков стал возиться с ключами – дверь от сквозняка все-таки захлопнулась, а он понятия не имел, какой ключ от какого замка, и врач со «Скорой», пока Барашков возился, нетерпеливо и презрительно стоял, поджав губы, а фельдшер с интересом разглядывал Аркадия. Из его кармана торчал покетного формата детектив. «А не ты ли женщину-то и хлопнул?» – можно было прочитать в его взгляде. Барашков наконец открыл дверь.

– Вы так долго ехали, я уж боялся… – пробормотал он.

Врач присел на корточки и повернул Тинину голову, ощупывая ее. Барашков охнул, таким резким показалось ему движение врача. На пальцах снова появилось липкое, красное, блестящее.

– Кто это ее? – спросил врач у Аркадия, поднимаясь и осматриваясь по сторонам, ища, где можно помыть руки. Одновременно он отдал фельдшеру короткое приказание, Барашков уловил название сердечного лекарства. Барашков униженно пошел за ним в ванную.

– Она упала, – стал он пояснять врачу. – Она была больна…

– Приезжая, местная? Где ее полис? – спросил врач.

– Она москвичка, вот паспорт, – ответил Аркадий. Он физически, каким-то совершенно новым органом чувств ощущал, как ускользают секунды. – Давайте не будем терять времени, – не выдержал он. – Я всю жизнь проработал в реанимации. Я знаю, что надо делать, но здесь у меня ничего нет. Пошлите за носилками, ее надо везти в стационар.

– Отвезем, если надо будет, – равнодушно проговорил врач. – Сегодня дежурит травма… – И он назвал номер больницы.

– Да вы что? – возмутился Барашков. – Ее надо или в реанимацию, или в неврологическое отделение. Или в Склиф, или к нам… – Он сказал адрес.

– Что же мы бомжей и алкоголиков со всего города в Склиф будем возить? – парировал доктор. – А там, – он назвал ту самую больницу, в которой работала Мышка, – ее никто не возьмет, там теперь вместо городской реанимации платное отделение.

– Да ведь она и есть бывшая заведующая той реанимации. Валентина Николаевна Толмачёва.

– Да вы посмотрите вокруг! Какая заведующая? И от нее к тому же вином пахнет! Напилась, пошла, покачнулась, упала! Вот все дела! Повезем в травму – Врач поискал глазами, куда бы присесть, и в результате остался стоять. Достал какие-то бумаги и принялся заполнять их на ходу. Аркадий, мгновенно чужими глазами оценив и беспорядок в квартире, и несвежее белье, и невытертую пыль, и замусоренный пол, и пустую бутылку из-под вина в кухонной раковине, и наполовину пустую бутылку коньяка возле Тининой постели, разозлился.

– Мы лечили всех, кого везли к нам с улицы. И теперь имеем право, чтобы нас самих тоже нормально лечили, – зло отчеканил он. – Я, твой коллега, говорю тебе, что она больна. Все, что ты видишь вокруг, тебя не касается.

Доктор спрятал ручку и повернулся к Аркадию. Рядом с их ногами, на полу, все так же лежала Тина. Фельдшер подошел ближе к своему доктору и вопросительно посмотрел на него.

– Ты ей хотя бы систему подключи! – тихо, но с угрозой в голосе сказал Барашков врачу. – И скажи, сколько надо дать денег. Я дам. И поедем, пока не поздно, туда, куда я сказал. Ты только пойми, что мы должны ее довезти.